Собачья справедливость

В любом месте Средней Азии появление русского военного лагеря буквально за несколько недель оставляло местных жителей без овчарок (предков нынешних алабаев, кстати).

Именно этого срока хватало, чтобы все собаки, охраняющие отары в окрестностях воинской части, оказывались в русском лагере на правах сторожей — там, где их где регулярно кормят, гладят и, главное, любят.

Именно поэтому не известно ни одного случая, чтобы ночью местным «партизанам» удалось удачно подкрасться и напасть на русский лагерь — ночных «визитёров» собаки рвали насмерть (Это не словесный оборот, это буквально).

Более того, известен случай, когда несколько десятков таких овчарок буквально разогнали боевой порядок нескольких сотен туркменской кавалерии раньше, чем они успели напасть на русский лагерь. И это было днём.

Надо сказать, что русских поначалу удивляла такая ненависть собак к своим бывшим хозяевам. Потом перестала, ибо русские увидели, что местные со своими собаками общались исключительно пинками, камнями да палками, а на любого, кто додумался хоть раз покормить свою овчарку, посмотрели бы как на идиота (а кем ещё надо быть, что бы дать пищу харамному зверю?!). Понятное дело, что при таком обращении не то, что собака, а и хомячок хозяина возненавидит.

Надо сказать, что местные овцеводы рано или поздно приходили к мысли, что свою собаку (собак) надо у русских забрать, ибо экономические потери были явные и большие:

Во-первых — отары без собачьего присмотра разбегались (со всеми последствиями отсюда вытекающими).

Во-вторых — вместо убежавшей собаки, до того работавшей бесплатно и безъедно, приходилось нанимать чабана, работающего за деньги и харчи. И хотя труд чабана в Средней Азии был невероятно дёшев, но тем не менее это были совершенно непредусмотренные и ненужные затраты (часто и так у совсем небогатых людей).

И вот в один прекрасный (или когда как) день, к командиру русской части солдаты приводили пересилившего страх местного, и тот русскому офицеру озвучивал деловое предложение: «Возвращайте мне мою собаку (собак) или заплатите за неё (них)!» Причём суммы всегда назывались совершенно запредельные — собака шла по цене минимум верблюда.

На что коварный русский отвечал:

— Хочешь забрать?.. Да ради бога!.. Забирай. Эй, покажите ему собак и пусть хоть всех их забирает!

К тому времени о том, что местный пришёл забирать свою собаку, обычно знал весь лагерь и смотреть на бесплатный цирк сбегались все, кто не был занят на срочных работах.

Местному показывали стаю собак: «Вон они, бери любую ...». И он шёл к ним с палкой в одной руке и верёвкой в другой, не чувствуя никакого подвоха.

А подвох был — к тому времени у собачьей стаи уже чётко был выработан условный рефлекс, что любой местный без сопровождения хотя бы одного русского солдата, на границе лагеря или на его территории, должен атаковаться без какой-либо команды и предварительного облаивания.

Много ли тебе поможет палка, если на тебя одновременно и со всех сторон бросается один-два десятка злющих псов, со средним весом 2 пуда каждый (а отдельные экземпляры и потяжелее)?

В общем, к тому времени, когда наши солдаты, всласть насмеявшись, отгоняли собак, местный уже бывал капитально искусан, а подран ещё сильнее.

Да, грубо, нетолерантно и совсем не по-вегетариански, но что было, то было — времена были тяжёлые, игрушки были железные, жизнь солдатская была скушна и тосклива, поэтому развлекались солдатики как могли.

Ну, а после нескольких таких случаев, желающие вернуть себе собаку среди местных как-то переводились.